Николай Дорышин — один из самых странных и самобытных пермских авторов. В узких кругах он стал известен благодаря книжному магазину «Пиотровский» — почти случайно ему удалось заинтересовать сотрудников магазина своим литературным творчеством. Вершиной этого творчества можно считать книгу «Институт», которую Николай пишет с начала нулевых. Это фантастический роман, повествующий о секретном новосибирском НИИ, сотрудники которого занимаются изучением феномена Времени и проводят разные секретные эксперименты. «Институт» — это действительно крайне любопытный и тревожный роман, однако работа над ним идёт медленно. В том числе и потому, что из-за определённых душевных проблем его автор проводит значительную часть жизни на лечении. Мы застали Николая Дорышина в Перми и пообщались с ним о литературе, дарк-фолке и музыкальных пророчествах.
Когда и как вы начали заниматься литературой? У вас в аннотации к книге «Институт» сказано, что она пишется больше десяти лет.
— Как и большинство моих книг, «Институт» написан так: я просто сел за компьютер (у меня тогда был старенький 386-й) и просто начал печатать в самом простом редакторе. Набирать текст. Со знанием компьютера у меня было плохо. Мне понравилось написанное, но я не соображал, как сохранить файл, поэтому просто начал переписывать всё на бумажку. Эти рукописи у меня всё ещё хранятся. Такая вот дурацкая предыстория.
А в каком году это было?
— В 2000-м.
Значит, вы всё равно знали компьютер лучше, чем большинство людей в то время.
— У меня первый ноутбук появился в 2004-м. Мы тогда жили-то неплохо. Я получал пенсию, в семье многие работали. Ноутбук я купил 4-го сентября, в день Беслана. Не то что я хотел как-то приурочить, просто так совпало. Что касается творчества, я тогда не подозревал, что книга «Институт» получится подражанием Стивену Кингу. К тому же она написана не литературным языком. Ну, у меня они все так написаны — не литературным языком, а с горем пополам.
Все ваши книги — это самиздат?
— Если брать «Институт», то «Пиотровский» почему-то пока не хочет мои книги печатать. Может быть, запрещают спецслужбы. Я вчера общался с одной знакомой продавщицей, она говорит: «Твои книги начни по Перми продавать — люди их почитают и станут зомби». Издевается, в шутку так. Я, конечно, понимаю, что книги посылаются человеку высшими силами и содержат предсказания. Я занимался литературой с тех пор, как вышел альбом «Мумий Тролля», и именно тогда я начал понимать, что в русской рок-музыке много пророческих песен. У Гребенщикова была передача «Аэростат», одна из них была на тему «Кто посылает тексты». Разные музыканты говорили в интервью, что тексты приходят свыше. Самая пророческая моя книга называется «Ржавые трубы» — там я по сюжету попадаю в больницу, знакомлюсь с корреспонденткой... Я стал думать над этим сюжетом, потому что делать было нечего, дома сидел, девушки у меня не было...
Так вот, свои книги я издавал в 2008 году. В течение последних лет у меня почему-то было так: как наступает какой-нибудь праздник, у меня обязательно обострение болезни. Наступил новый 2007 год — у меня неожиданно поднялась температура. В 2008-м я просто понимал, что, скорее всего, умру. У меня была привычка — постоянно собираться умирать. Даже друзья могут подтвердить, хотя друзей у меня тогда не было особо. В этом году я на свои деньги издал «Сказ о нечистой силе». Тогда дедушка уже умер, жили бабушка, мама и я, нам хватало денег, а издать самому книгу тогда было недорого. После этого издал ещё три книги.
А какая литература на вас влияет? На кого-то из писателей вы ориентируетесь?
— Ну вот Кинг. «В сумочке Стивен Кинг, в плеере плачет Стинг» — мне нравится эта песня группы «Рондо». Но вообще-то я книги почти не читаю. Ещё в школе заставляли.
А этот свой пятнадцатилетний труд вы когда планируете заканчивать?
— Если честно, ещё в 1995 я пытался что-то писать. Я начал читать книгу тех времён, которую однажды у себя нашёл. Это был чистый андеграунд. А насчёт «Института» — в данный момент написаны 7 книг. Мне нравится магическое число 11, поэтому я планирую написать 11 книг. Ещё я называю «Институт» интерактивной книгой, потому что я хотел написать для неё несколько концовок. Когда, в начале двухтысячных, я ещё был патриотом и любил Россию, я хотел придумать, что на Институт нападают чеченцы. Это одна концовка. Вторая концовка была уже не патриотической. Я раскусил, что в Институте находится секретный подвал, где изучают инопланетян и разное подобное. А в третьей концовке я узнаю, что жителей Института хотят уничтожить, и начинаю открыто воевать с властью: спасаю людей, и мы на вертолёте улетаем в Белоруссию или на Украину. Хотя вертолёт от Новосибирска до Украины — это чересчур, конечно.
Со сколькими вашими книгами сейчас вообще есть возможность ознакомиться?
— Напечатала только одна книга. Ещё три есть в виде файлов. Остальные — на кассетах, потому что я уже не писал их, а диктовал. Я бы издал их с удовольствием хоть сейчас, но сейчас у меня на это нет денег, я продукты-то в магазине беру в долг.
Мне рассказали, что, помимо литературы, вы ещё и музыку создаёте.
— Ну, у меня продавались некоторые самиздатовские диски. Делал всякие вещи в стиле индастриала, нойза.
А дарк-фолк?
— Дарк-фолк — это да. У меня два направления. Первое — когда просто сидишь за компьютером и делаешь какие-то сэмплы. Записывал я всё на видеокамеру, потому что не было ни дорогой техники, ни даже микрофона. Я люблю слушать тёмную электронику и альтернативу, и дарк-фолк мне очень по душе. Больше мне нравится «Death In June», хотя я себя фашистом не считаю. Я особо не вдавался в тексты, которые пишет Дуглас Пирс, но мне нравится его настрой. С удовольствием бы почитал переводы его интервью, но я уже с 25-го мая без интернета. Мне нравится его мировоззрение. Он бы, условно говоря, многих убил, но с сочувствием. А не так, как наши структуры, которые ещё и на тела сверху готовы плевать. Тем более, в этих песнях много внимания уделяется Второй мировой войне, историю которой сейчас переписывают — даже, как я узнал, ветеранов не пускают на Парад Победы в Москве, потому что у них лица не такие, как надо для картинки. Вообще, что касается Дугласа Пирса, есть два типа людей: космические и божьи. Я сам себя отношу ко второму типу, сам себя я считаю сыном Бога. Я думаю, что всё в мире дозволено, если делается по любви. Всё равно это гораздо лучше, чем засилье одинаковых девушек-кукол, которые меня просто бесят.
Ваше творчество насколько автобиографично? Ваш герой носит ваше имя и фамилию, живёт в вашем городе.
— Во-первых, если я пишу от себя, то всегда называю героя своим именем. Я вообще противник создания «Городов Икс». Я человек открытый и прямой. Даже если бы я писал какую-то книгу по заказу спецслужб. Я живу очень бедно, и даже если бы ко мне подошли представители спецслужб и сказали: «Николай, ваш канал на Ютубе уже стал знаменит, вы туда выкладываете видео об НЛО и изменённых состояниях, возьмите несколько наших видео и закиньте на свой канал за миллион долларов», — я бы даже на это пошёл, потому что устал жить в нищете. Я бы даже авторские права на «Ржавые трубы» продал. Но всё равно эта книга осталась бы моей — я бы не кричал об этом на каждом углу, но всё равно считал бы своей. Потому что во всех книгах я привык писать именно от себя.
Девочка, которая плескалась в воде, была мне знакома. Я видел её пару дней назад во дворе института. Девочек я не боялся и поэтому подошёл к ней. Я был трусом и боялся парней, потому что побить могут, и очень стеснялся знакомиться с молоденькими девушками, как, например, Света или Таня. Потрогал кончиками пальцев воду. Она и в самом деле была прохладная. Я осторожно вошёл в воду. Глубина примерно до колена. Присел на корточки. Девочка, улыбаясь, посмотрела на меня.
— Как тебя зовут? — спросил я у девочки.
— Маша, — ответила она.
— А ты умеешь плавать? — спросил я.
— Конечно, — сказала Маша. — Я с рождения плаваю.
— А меня научишь? — в шутку спросил я.
— Да, научу. Но мама запрещает мне плавать, когда её нет.
— Всё ясно, — сказал я, улыбаясь.
Алексей и Таня то ныряли, то выплывали, то просто барахтались в воде, то и дело обдавая друг друга брызгами. Наверное, это девушка Алексея, предположил я. К тому времени я привык к воде и спустился ещё глубже. Но дальше заходить не буду, понятно почему. В бассейн ещё вошли два человека, которых я не знал. Они сели на лавку, которая была по краям бассейна. Придёт время, и я познакомлюсь абсолютно со всеми работниками института, а также с их семьями. Таня с Алексеем, вдоволь нарезвившись, подплыли ко мне.
— Иди к нам плавать. Хватит сидеть здесь, — сказала Таня.
— Он пока не умеет плавать, — ответил Алексей за меня.
— Тогда тем более иди к нам — будем тебя учить, — улыбаясь, сказала Таня.
После бассейна мы с Таней и Алексеем сидели в маленькой, но уютной комнате отдыха. В сауну я не пошёл, потому что там очень жарко, а у меня больное сердце. К тому же у меня аллергия на жару. Когда жарко, руки покрываются красными пятнами и чешутся. Алексей с Таней, мне кажется, были бы прекрасной парой, если бы они поженились. А вот у меня вряд ли будет когда-нибудь семья, а тем более дети. Ведь я человек больной, и дети у меня тоже будут больными, будут так же, как я, мучиться всю жизнь. Ко мне пришли опять же грустные мысли, которые посещали меня очень часто, когда я видел, как счастливы другие люди и как несчастлив я на этом фоне. Я начинал грустить, например, когда видел на улице целующихся влюблённых. Или слышал о жизни великих людей, у которых всё в жизни получается. А у меня в жизни ничего не получалось. Так же точно я грустил, когда встречал своих одноклассников, и они рассказывали мне о себе. У многих уже семьи, дети. Очень же я расстраивался, когда слышал о своих врагах, которые меня мучили в школе, что у них семьи и у них всё хорошо. Тогда я очень расстраивался. Как же так? Я добрее и лучше их, а у меня ничего в жизни не получается. А у них всё хорошо.
От редакции: Николай Дорышин вынужден проводить много времени в медицинских учреждениях, что, кроме всего прочего, отнимает у него и его семьи большие средства. Поддержать героя интервью вы можете, купив одну из его книг в независимом книжном магазине «Пиотровский», — вся вырученная сумма будет передана Николаю.
