Бахаревка: вход в пустоту

Во-первых, те несколько кварталов, которые находятся в непосредственной близости от железнодорожной станции Бахаревка, — это не вполне Бахаревка. Это какое-то мрачное гетто, состоящее наполовину из промзон и цехов, а наполовину из старых двухэтажных домов — тоже, впрочем, частично переоборудованных в цеха.

Короче, нам туда не надо — тем более, элеватор и станцию мы уже видели в прошлый раз. Как таковой посёлок, относящийся к Фроловскому сельскому поселению, находится парой километров южнее — чтобы до него добраться, нужно пройти по разбитой дороге прямо сквозь сырой смешанный лес. По данным шестилетней давности, в Бахаревке проживает всего 87 человек и зарегистрировано 36 дворов — так что я бы на вашем месте не ожидал, что героическое путешествие через лес будет вознаграждено. Впрочем, пара интересных вещей в Бахаревке всё же есть. Во-первых, со здешних холмов открывается неплохой вид. Без дымки и марева в воздухе он, наверное, ещё лучше, но второй раз я сюда уже вряд ли вернусь, так что наслаждайтесь тем, что есть.

А во-вторых, здесь расположена красивейшая Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенная более ста сорока лет назад.

Вот она вблизи. Как гласит надпись на табличке, церковь «прикреплена» к бахаревскому Богородице-Казанскому Серафимо-Алексеевскому женскому монастырю. И, раз уж мы здесь, мы и до него тоже дойдём — он стоит отдельно от посёлка, за небольшим лесом и оврагом. Напрямую тут меньше полукилометра.

Тем более что к нему ведёт красивый мостик через овраг:

Да и вообще вся территория монастыря совсем не такая, как я представлял себе, разглядывая фотографии на давно не обновлявшихся ресурсах. Видно, что в последнее время монастырь активно отстраивается — за забором кипит работа и визжат бензопилы, новое кирпичное здание взяло на себя функции старого деревянного, а в целом монастырский участок напоминает ухоженный сад с новенькими беседками.

На повороте от монастыря стоит вот такая нетипичная водонапорная башня:

Видимо, я разглядываю башню со слишком откровенным любопытством, потому что меня внезапно окликают:

— Молодой человек, вы потерялись? Ищете что-нибудь?

Пока я тут стоял, ко мне подошли мужчина и женщина. Женщина мне особо не запомнилась, потому что практически не разговаривала, а от мужчины запомнились зубы. У него их было всего два, зато оба металлические.

— Да вот, прогуливаюсь просто, смотрю.

— Журналист, что ли? — обезоружил меня мужчина.

— Я смотрю, у вас глаз намётанный.

— Ооооо, так что ж ты сразу не сказал, — мы с ним спустились на обочину, закурили, и мужчина начал рассказывать обо всём подряд, — Ты бы пошёл в деревню, посмотрел храм, а тут у нас, в этом закутке, смотреть нечего. Вон тут был детский неврологический санаторий, дети со всего края приезжали, жили 24 дня, так его закрыли в прошлом году.

— Странно, — заметил я, глядя на кирпичное здание за забором, — стеклопакеты стоят свежие.

— А его как отремонтировали, так потом почти сразу и закрыли. Водонапорная башня к нему относилась, две подстанции. «Подснежник» назывался.

— Это потому, что у нас тут весной целое море подснежников! — наконец вступила в разговор женщина, которая раньше только одёргивала мужа за мат. — Им заведовал врач Файнбург, или как-то так, — еврей, в общем. Хороший был мужик, уважаемый — ну, еврей, конечно, при этом, ну так что ж. А как он помер — так почти сразу и разорили санаторий, а он самый крупный был у нас. Осталась только табличка «Машины не ставить». Куда теперь дети ездят, я не знаю. У нас тут ничего теперь нет, кроме монастыря. Санаторий детский закрыли, зато монастырь видишь, как ширится? Всё новое там отстроено.

— Нас и самих здесь нет уже, по большому счёту, — говорит женщина. — Мы тут в доме неподалёку живём, так наших домов уже ни на каких картах нет, а по документам они расселены давно. Интересно, где мы тогда живём.

— Ну, ты заходи, если что, в гости, — мужчина внезапно заторопился и стал махать мне рукой.

Я пообещал зайти, а пока что отправился осматривать бывший санаторий — он и правда оказался наглухо закрыт. Табличка «Машины не ставить» действительно висела на самом видном месте.

На обратном пути к станции я немного заблудился среди просёлочных дорог и спросил встречную пожилую женщину, как пройти до бывшего аэродрома.

— Не знаю я тут никакого аэродрома, — сказала женщина, — я тут зимой всё кругом на лыжах объездила и никакого аэродрома не видела.

Ха-ха, конечно, не видела. Учитывая, что всё, что сегодня осталось от бахаревского аэродрома, — это взлётно-посадочные полосы и асфальтовые площадки, увидеть его зимой под слоем снега, должно быть, и правда непросто. Поэтому я пошёл туда, куда подсказывала интуиция, и очутился посреди пустого чистого поля, где, кроме меня, не было никого. Единственным моим ориентиром долго был оставленный за лесом элеватор, а потом из дымки проступили старые многоэтажки улицы Свиязева, и я направился к ним.

А на полпути наткнулся на ту самую взлётно-посадочную полосу, которая только и осталась сегодня от аэродрома. Если вы никогда не были на «Рок-лайне» (что, в целом, разумно с вашей стороны), то знайте — «Рок-лайн» поводится именно здесь. Поэтому тысячи пермяков хорошо знают это место, хотя в обычные дни сюда не заносит никого, кроме мотоциклистов и гонщиков, которые практикуются здесь в эффектных разворотах.

Если уж вы здесь оказались в одиночестве, то важно не совершить ошибку, которую совершил я, понадеявшись, что взлётная полоса рано или поздно куда-нибудь меня выведет. Она и правда вывела — к ещё более старой и раздолбанной, а местами просто уничтоженной вертолётной площадке. Восемь лет назад я здесь гулял — но, во-первых, ориентирами служили странного вида ангары, назначение которых мне до сих пор не вполне ясно. А во-вторых, была зима — зимой как-то всё более однозначно в смысле направлений. Короче, я заблудился в промзоне, был атакован сторожевой собакой и вообще чувствовал себя полным идиотом, но наконец-таки вышел вот к этому ресторану на улице Леонова:

Нужно было действовать иначе — свернуть с основной взлётно-посадочной полосы на бетонную дорогу и через бывшую стоянку «Кукурузников» выйти на Куйбышева, — это как раз и есть та самая дорога, по которой пермяки ежегодно попадают на «Рок-лайн». Правда, выйдя на Куйбышева, я разочаровался. Я отчётливо помню, что ещё семь лет назад вдоль улицы здесь стояли одноэтажные бараки — они находились в ведомстве аэропорта, поэтому в то время уже были заброшены, но ещё не сожжены и не переоборудованы, как сейчас.

Я помню, что в одном из этих бараков (именно он уцелел, хотя вокруг него возвели железный забор) мы с другом нашли кучу агитационных плакатов об опасности ядерной войны, а также огромное количество легендарных оранжевых квадратных аптечек. Когда-то в таких аптечках содержался тарен — вреднейший советский препарат, знаменитый своими галлюциногенными свойствами (по большинству отзывов — страшными и беспощадными), в связи с чем аптечки стали в определённых кругах предметом культа. Семь лет назад я таких подробностей не знал — так или иначе, найденные нами аптечки всё равно уже были пустыми. «Рок-лайн» к тому времени уже несколько лет как проводился на Бахаревке, и их, возможно, ещё в первые годы опустошили любители панк-рока. Но я что-то увлёкся, у нас же экскурсия. Впрочем, она уже закончилась: дальше на вашем пути по Карпинского — километр гаражей, руин и заборов, а потом, наконец, автобусная остановка.