Роман об университете, написанный в ГУЛАГе

Павел Степанович Богословский — фольклорист и краевед, один из первых преподавателей университета, страстный собиратель всего, что касалось истории вуза. В наследство потомкам он оставит сразу две непохожих хроники университетской жизни. Без обращения к биографии учёного дальнейший разговор имеет мало смысла.

Уроженец Прикамья, выпускник Петербургского университета. В год открытия университета в Перми (1916) Павел Степанович займёт здесь преподавательскую кафедру. Советскую власть Богословский не принял, но смирился. В сводках ОГПУ и партийных органов конца 1920-х он неизменно фигурирует в перечне «буржуазной профессуры». В одном из таких документов есть следующая характеристика: «Ввиду отсутствия марксистских сил по литературе возможно терпеть его до первой марксистской смены».

Во время чистки кадров в 1931 году его подвергнут травле, а в резолюции, последовавшей за исключением профессора из университета, появится клеймо «бывший активный белогвардеец». Предпочтя травле изгнание, Павел Степанович уезжает в один из московских научных институтов. Там он и будет арестован в 1935-м. Следующие пять лет Богословский проведёт в Карагандинском лагере. После войны ненадолго вернётся в Молотов и снова уедет в Москву. Теперь навсегда.

На склоне лет Павел Степанович очень хотел создать некий исторический труд, описывающий первые годы существования университета в Перми. Музей истории ПГНИУ хранит переписку Богословского с одним из его первых студентов. Профессор настойчиво побуждал земляка заняться мемуарами о времени их знакомства. От того события их отделяло почти полвека. Страшные годы революции, Гражданской войны, восстановления хозяйства окрашены в письмах профессора исключительно светлыми тонами, ведь тогда его окружали «люди творческого труда, большого ума и высокой культуры». В переписке Богословский неоднократно повторял, что далее 1931 года писать историю университета не планирует. Видимо, учёный имел на то основания. Мемуарный очерк на пятьдесят страниц Павел Степанович, действительно, напишет, и сам же правильно окрестит его «фрагментами». Но существует и другое, более масштабное и более загадочное произведение.

Рукопись романа Богославского, о котором пойдёт речь хранится в Государственном архиве Пермского края. Тетрадные листки, датированные 1935-1936 годами, имеют авторское заглавие — «Университетская история». Заведомая двусмысленность названия вполне соответствует жанру — не то мемуары, не то производственный роман. Ближе к концу появляется авторское определение жанра — «роман-хроника».

Документальность изложения здесь подменена игрой с читателем — на героев надеты «прозрачные» маски. Биография центрального персонажа, молодого учёного Бориса Шуринского, неотличима от жизненного пути самого Богословского. Под личиной обожаемого профессора Петра Петровича Васильева угадывается петербургский исследователь греческих древностей Василий Васильевич Латышев, научный руководитель автора. Несколько раз помянутый миллионер Кульков, хлопотавший об открытии университета, выписан с пароходчика Мешкова. Уверен, что более пытливый читатель сможет и в эпизодических персонажах опознать окружавших Богословского людей. Да и действие романа разворачивается не в Перми, а в «Биармском крае».

Но не столь интересна художественная сторона произведения. С первых глав настырно вводится правильная идеологическая линия. Прогрессивным научным работникам противопоставляются карьеристы, положительные персонажи заявляют о необходимости приобщения масс к высшему образованию, о «советизации» вузов. Для Богословского-мемуариста всё это было немыслимо, но перед Богословским-романистом и заключённым Карлага выбор, похоже, не стоял. Мемуары любого советского учёного или военачальника, выправленные редакторами, составляют тот же род литературы.

Есть в этом романе несколько загадок. Первая и главная: зачем он вообще создавался? Возможно, это попытка оправдаться и продемонстрировать раскаяние. Но столь же вероятно и другое стремление — записать для потомков историю зарождения университета, хотя бы и в таком виде. Несомненно одно — Богословский спешил. Первые страницы рукописи выведены ровным почерком, как бывает с бумагами, предназначенными для чужого прочтения. Далее автор всё чаще сбивается на скоропись. Временами кажется, что авторское слово опережало мысль. Частят повторы и неточности: пиво герои пьют неизменно стопками, Петербург многократно удостаивается эпитета «тусклый», а у героев появляется привычка начинать фразы со слова «вот».

Нам остаётся лишь догадываться, в каких условиях создавался роман, но отдадим должное профессору, мастерство изложения постепенно росло. Поначалу это тягучее с массой подробностей повествование об академической жизни Петрограда, со страницами биографических справок. Во второй половине романа появляются зарисовки в духе Михаила Зощенко, скабрёзные истории... Впрочем, идеологическая тема также набирает критическую массу во второй части романа. Эта часть состоит из разрозненных глав и непересекающихся сюжетных линий. Богословский то принимается за колчаковский период, то кидается во вторую половину 20-х, большинство героев «петроградской» предыстории исчезают бесследно, включая альтер-эго автора Бориса Шуринского.

Ещё одна загадка, насколько реальны пермские профессора, выставленные Богословским в негативном свете. Кто эти Пресковы, Сутягины, Спинальские, противостоящие большевику-бессребренику Павловскому? Есть ли среди них сам автор? Кажется, что ответ на этот вопрос таит ключ ко всему замыслу. Если удастся доказать, что это фигуры «нужные», а не «реальные», тем проще объявить роман идеологической подёнщиной заключённого профессора. А выяснится вдруг, что вся «профессорская курия» — это подлинные коллеги Павла Степановича, тогда мы получим не роман, а интереснейший исторический источник о взаимоотношениях профессорской братии Пермского университета.

18 июля 1936 года Павел Степанович дописал последнюю тетрадь и в следующие тридцать лет к роману не возвращался.