Роман об университете, написанный в ГУЛАГе

Круглые юбилеи Пермского университета традиционно сопровождались попытками написать его историю. Архивы хранят соответствующие материалы за 1926, 1936, 1946 и последующие юбилейные даты. Всё это опыты официального летописания, столь необходимые солидным организациям. Разумеется, были подвижники иного толка, по крупицам собиравшие историю университета.
Павел Степанович Богословский
Уроженец Прикамья, выпускник Петербургского университета. В год открытия университета в Перми (1916) Павел Степанович займёт здесь преподавательскую кафедру. Советскую власть Богословский не принял, но смирился. В сводках ОГПУ и партийных органов конца 1920-х он неизменно фигурирует в перечне «буржуазной профессуры». В одном из таких документов есть следующая характеристика: «Ввиду отсутствия марксистских сил по литературе возможно терпеть его до первой марксистской смены».

Во время чистки кадров в 1931 году его подвергнут травле, а в резолюции, последовавшей за исключением профессора из университета, появится клеймо «бывший активный белогвардеец». Предпочтя травле изгнание, Павел Степанович уезжает в один из московских научных институтов. Там он и будет арестован в 1935-м. Следующие пять лет Богословский проведёт в Карагандинском лагере. После войны ненадолго вернётся в Молотов и снова уедет в Москву. Теперь навсегда.
На склоне лет Павел Степанович очень хотел создать некий исторический труд, описывающий первые годы существования университета в Перми. Музей истории ПГНИУ хранит переписку Богословского с одним из его первых студентов. Профессор настойчиво побуждал земляка заняться мемуарами о времени их знакомства. От того события их отделяло почти полвека. Страшные годы революции, Гражданской войны, восстановления хозяйства окрашены в письмах профессора исключительно светлыми тонами, ведь тогда его окружали «люди творческого труда, большого ума и высокой культуры». В переписке Богословский неоднократно повторял, что далее 1931 года писать историю университета не планирует. Видимо, учёный имел на то основания. Мемуарный очерк на пятьдесят страниц Павел Степанович, действительно, напишет, и сам же правильно окрестит его «фрагментами». Но существует и другое, более масштабное и более загадочное произведение.
Рукопись романа Богославского, о котором пойдёт речь хранится в Государственном архиве Пермского края. Тетрадные листки, датированные 1935-1936 годами, имеют авторское заглавие
Документальность изложения здесь подменена игрой с читателем

Но не столь интересна художественная сторона произведения. С первых глав настырно вводится правильная идеологическая линия. Прогрессивным научным работникам противопоставляются карьеристы, положительные персонажи заявляют о необходимости приобщения масс к высшему образованию, о «советизации» вузов. Для Богословского-мемуариста всё это было немыслимо, но перед Богословским-романистом и заключённым Карлага выбор, похоже, не стоял. Мемуары любого советского учёного или военачальника, выправленные редакторами, составляют тот же род литературы.
Есть в этом романе несколько загадок. Первая и главная: зачем он вообще создавался? Возможно, это попытка оправдаться и продемонстрировать раскаяние. Но столь же вероятно и другое стремление
Нам остаётся лишь догадываться, в каких условиях создавался роман, но отдадим должное профессору, мастерство изложения постепенно росло. Поначалу это тягучее с массой подробностей повествование об академической жизни Петрограда, со страницами биографических справок. Во второй половине романа появляются зарисовки в духе Михаила Зощенко, скабрёзные истории... Впрочем, идеологическая тема также набирает критическую массу во второй части романа. Эта часть состоит из разрозненных глав и непересекающихся сюжетных линий. Богословский то принимается за колчаковский период, то кидается во вторую половину 20-х, большинство героев «петроградской» предыстории исчезают бесследно, включая альтер-эго автора Бориса Шуринского.

Ещё одна загадка, насколько реальны пермские профессора, выставленные Богословским в негативном свете. Кто эти Пресковы, Сутягины, Спинальские, противостоящие большевику-бессребренику Павловскому? Есть ли среди них сам автор? Кажется, что ответ на этот вопрос таит ключ ко всему замыслу. Если удастся доказать, что это фигуры «нужные», а не «реальные», тем проще объявить роман идеологической подёнщиной заключённого профессора. А выяснится вдруг, что вся «профессорская курия»
18 июля 1936 года Павел Степанович дописал последнюю тетрадь и в следующие тридцать лет к роману не возвращался.